Особую радость соединения и близости с Воскресшим Христом ученики испытывали на трапезах с Ним. В Евангелиях и Деяниях есть несколько ссылок на трапезы, которые имели место при Его явлениях (Лк. 24, 13 и слл.; Ин. 21, 1-14; Мк. 16, 14; Деян. 1, 4 [1]; 10, 41). Еще одну ссылку мы можем добавить из апокрифического Евангелия Евреев, в котором говорится, что Иисус через участие в трапезе возвестил о Своем Воскресении Иакову [2].
Одним из наиболее знакомых сообщений о явлении на трапезе является рассказ о путешествии двух учеников в Эммаус в Лк. 24. В Пасхальное воскресенье Воскресший Иисус неожиданно присоединился к двум ученикам по дороге, когда те, вероятно, возвращались к себе домой после празднования ветхозаветной Пасхи; однако они не узнали, что это был Иисус, ибо «глаза их были удержаны, так что они не узнали Его» (Лк. 24, 16). Они были в отчаянии от случившего в Иерусалиме во время праздника (Лк. 24, 18). Когда Иисус рассказал им, что это «надлежало претерпеть Христу и войти в славу Свою» (Лк. 24, 26), они все еще не узнавали Его; не помогло им и Его толкование Писаний. Лишь в преломлении хлеба у них открылись глаза, и, когда они увидели, что это был Иисус, «Он стал невидимым для них» (Лк. 24, 31). В момент Своего явления Он удалился от них. Потом они вспомнили, как горели их сердца, когда Он открывал им Писания.
Именно за трапезой они узнали и ощутили Воскресшего Христа живым и присутствующим. После своего возвращения в Иерусалим они сообщили одиннадцати, «как Он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лк. 24, 35).
Этот рассказ приведен таким образом, чтобы передать опыт учеников, а также, чтобы поведать христианам об истинном значении Распятия и Воскресения. Тот факт, что он есть лишь в Евангелии от Луки, не является достаточной причиной, чтобы полагать, что это было творение лишь одного отдельного евангелиста. В этом Евангелии есть и другие данные, которых мы нигде больше не находим (2, 19-51; 7, 11-17; 8, 1-3; 10, 1 и сл.; 23, 27-31 и т. д.). Было доказано, что здесь, в Лк. 24, приводится воспоминание о случившемся, сохранившееся в «частном предании», которое Лука приводит и включает в общее апостольское предание [3].
Эпизод по дороге в Эммаус отражает литургическую атмосферу ранней Церкви. Литургично построение рассказа: Христос берет хлеб, благословляет, преломляет и дает его ученикам. На ранних Евхаристических собраниях верные спросили бы, что Иисус сделал бы в особых случаях и что Он сказал бы. Видевшие рассказывали бы детально о том, что они видели и слышали. На литургических собраниях часто вспоминались и передавались слова и дела Христа. После чтения из Писаний ученики толковали их в свете жизни, смерти и Воскресения Христа. Все это увенчивалось преломлением хлеба, причащением распятому и прославленному Христу. Литургическая атмосфера Эммаусского рассказа особым образом передается фразой «преломление хлеба» (Лк. 24, 35), которое Лука использует в разных местах для описания ранних Евхаристий (см. Деян. 2, 42-46; 20, 7-11; 27, 35). Все же сомнительно, чтобы трапезу в Эммаусе Лука считал действительной Евхаристией. Она относится ко времени от Воскресения до Пятидесятницы, а Евхаристия могла произойти лишь после схождения Духа. Однако Эммаусский рассказ был рассказан и развит в литургическом контексте ранней Церкви, и мы можем считать его кратким изложением Евангелия Воскресения, ибо в нем представлены пустая гробница и Воскресший Господь, а также указывается на Евхаристию как на всегда присутствующее доказательство Воскресения [4].
Описанная Иоанном трапеза, на которой Иисус являет Себя семерым из учеников у моря Тивериадского (Ин. 21, 1-14), также имеет литургические характеристики. Воскресший Христос Сам предложил трапезу. Он «берет хлеб и дает им, и рыбу также» (Ин. 21, 13). Согласно Евангельскому сообщению, у учеников не было ни хлеба, ни рыбы, хотя они только что наловили «рыб, числом сто пятьдесят три» (21, 11). Каким-то таинственным образом еще до своего выхода из лодки они находят хлеб и рыбу уже приготовленными на углях. Еда, предложенная здесь ученикам, снова указывает на Евхаристию, и эта трапеза была представлена в раннем христианском искусстве как символ Евхаристии. Подобным является случай насыщения множества пятью хлебами и двумя рыбами (Ин. 6, 9; Мк. 6, 38). Христос является «Хлебом жизни» (Ин. 6, 35), и рыба стала признаком и Христа, и Евхаристии.
Оба сообщения о явлении на трапезах, в Эммаусе и у моря Тивериадского, подразумевают нечто большее, чем узнавание Иисуса. Воскресший Христос предложил Себя в жертву ради жизни Своих учеников. Ни Лука, ни Иоанн не используют в этих сообщениях язык Евхаристии, чтобы прямо рассказать нам, что эти трапезы были Евхаристией, однако связывают их с нею. Раз Христос явился и присутствовал на трапезах, значит, Он присутствует в Евхаристии Церкви. В Эммаусе Христос неожиданно исчез, но теперь в Евхаристии Он вспоминается, присутствует и познается. Присутствие Христа посреди общины, благословение, ниспослание Духа и прощение, которые св. Иоанн описывает в 20, 19-23, также указывает на литургическое установление, а второе явление ученикам, записанное у него, вводится характерными словами: «через восемь дней снова были ученики в доме» (Ин. 20, 26). Ученики собрались вместе на восьмой день, который во время написания Евангелий несомненно был для христиан особым днем литургического празднования.
Уже в Ветхом Завете трапеза представлена как установление для важных встреч между Богом и человеком. В сообщении Быт. 18, 1-15, где «Господь явился» Аврааму у дуба Мамврийского, патриарх предлагает обильное угощение трем небесным посланникам, которые открывают ему, что его жена Сарра родит сына, рождение которого будет знаком первого завета. Для наших целей важно, что, хотя эта встреча обычно рассматривается как указание на Святую Троицу, иконография Церкви видит в ней также указание на Евхаристию: внешние очертания трех ангелов образуют форму чаши [5]. В этой трапезе древнего завета Авраам угощает своих небесных гостей. Однако в Ис. 25, 6 и слл., где описывается мессианский пир будущего века, когда «поглощена будет смерть навеки» (Ис. 25, 8), именно Бог предлагает угощение.
В Новом Завете есть немало сообщений о том, как Иисус участвует в трапезе как со Своими последователями, так и с грешниками. Все эти трапезы можно разделить на три группы: связанные с общественным служением Христа; периода после Воскресения; и трапезы Церкви. Трапезы, которые проходили в течение сорока дней между Воскресением и Вознесением, служат мостом между трапезами периода общественного служения Христа и трапезами Церкви; они отсылают к трапезам прошлого, предсказывая при этом Евхаристические трапезы будущего.
Трапезы общественного служения Иисуса не просто выражают идею мира и братской любви. На них дается прощение и предлагается спасение. По этой причине они составляют один из наиболее явственных аспектов Его служения [6]. Евангелие жизни является в самых обычных ситуациях человеческого бытия, таких как трапезы. Иисус ел с теми, кто все еще оставался в своих грехах, не ожидая их раскаяния перед таким общением. Фарисеи, в противоположность этому, приняли бы кающегося грешника, благочестивый человек предпочел бы общество праведников, но Иисус принимает грешников и ест с ними (Лк. 15, 2). Эти трапезы были обычными, но их значение превосходило их буквальное понимание. Они также были символами того, что с пришествием Мессии царство Божие уже вводится в наш мир. Они были также знаком предвещания, тенью креста, осенявшего эти трапезы, потому что считавшие себя праведниками были поражены тем, сколько свободы в своем общении с грешниками являл Иисус.
Также Иисус представлял пришествие Царства в терминах трапез и празднования. Он возвестил, что алчущие ныне блаженны, ибо они «будут насыщены» (Лк. 6, 21). Перед установлением Евхаристии евангелист Лука записывает следующие слова Иисуса: «Великим желанием возжелал Я вкусить эту пасху вместе с вами прежде Моего страдания, ибо, говорю вам, не буду вкушать ее, доколе не исполнится она в Царствии Божием» (Лк. 22, 15-16) и «не буду пить отныне от плода лозы виноградной, доколе Царство Божие не придет» (Лк. 22, 18). Два других евангелиста, св. Матфей (26, 29) и св. Марк (14, 25), ставят это последнее высказывание после установления Евхаристии. Последовательность у св. Луки представляется первоначальной, и его расположение представляется чрезвычайно важным. Будущая трапеза, о которой говорит Иисус, взятая в связи с сообщением о следующей за ней Евхаристии, будет иметь своим источником Тайную Вечерю [7]. Последняя трапеза представляет собой типичный образец для будущих мессианских пиршеств.
После Распятия, в воспоминание о Тайной Вечере, ученики собирались, «вкушать на трапезе, на которой им являлся Воскресший Христос» [8]. Избранные от начала теперь на трапезах вводятся в тайну Воскресения. Им дается новое знание, на которое до Воскресения можно было лишь надеяться; их глаза открываются окончательно. Эти трапезы служат признаком того, что ученики прощены за оставление Иисуса во время Его страданий на кресте и что они снова принимаются в новый вид сообщества. Трапезы от Воскресения до Пятидесятницы являются значимыми признаками прощения и воссоединения, но более всего, вместе с пустой гробницей, они составляют основу для веры в Воскресение (Деян. 10, 39-41) [9]. Присутствие Воскресшего Христа на этих трапезах было источником радости, но эти трапезы ссылаются также на Евхаристию, на новую форму Его присутствия. Древняя Евхаристическая молитва «Господь наш, гряди!» (μαράνα θά 1 Кор. 16, 22) связывает воспоминание о Тайной Вечере и явления Христа на трапезах с радостью Его пришествия и присутствия на Евхаристии. Тот же Господь, Который им являлся, присутствует теперь в Своем теле, которое есть Церковь.
Сообщения о явлениях Воскресшего Христа на трапезах конкретны и лишены апокалиптических образов. В них невозможно усмотреть признаков, которые бы определяли час Его пришествия; Он не является с облаками небесными. Простота и ясность рассказов созвучна интенсивности и чистоте опыта учеников. Они убеждены, что Иисус восторжествовал над смертью.
Иисус являлся на трапезах, но не всегда ясно указывается, ел ли Он с учениками. Св. Иоанн не говорит о том, что Он ел, между тем как св. Лука дает ясно понять, что в присутствии учеников Он ел кусок печеной рыбы (Лк. 24, 42-43). Согласно некоторым сообщениям, Он действительно ел, а согласно другим, Он не ел и не имел в этом потребности. Порой в одном и том же Евангелии можно найти оба вида рассказов. И в книге Деяний существуют отрывки, которые определяют, что Воскресший Христос ел с учениками (Деян. 1, 4; 10, 41). Отцы Церкви подчеркивали, что воскресший Христос ел не потому, что нуждался в еде, а чтобы убедить учеников, что Он действительно воскрес из мертвых. По этой же причине Он показывает им «следы гвоздей» на руках, чтобы они могли удостовериться, что это «Сам Распятый и что вместо Него не воскрес некто другой» [10]. Отцы называли имевшее здесь место вопросом «снисхождения» (см. также Флп. 2, 6 и сл.). Своим участием в трапезе Он демонстрировал, что не был духом, но что воскрес телесно. Он являлся, чтобы убедить учеников, что именно Он – Иисус, Который их призвал, учил и умер за них, – теперь ел с ними.
Воскресший Христос являлся Своим ученикам не в одном каком-то месте, а там, где им случалось быть, в Иерусалиме или в Галилее, в затворенной комнате или на открытом воздухе у Галилейского моря. Его присутствие не ограничено каким-то одним местом, и способы Его явлений отличаются между собой. Каждое явление Христа уникально и как событие, и по своей форме.
Когда Иисус явился Марии Магдалине, она предположительно хотела коснуться Его ног, и Иисус сказал ей: «Не прикасайся ко Мне» (Ин. 20, 17). Рассказ о Его явлении Марии имеет как психологические, так и богословские характеристики. Сообщение Ин. 20, 1-18 передает беспокойство, печаль и радость Марии настолько открыто, что очевидно предполагает, что за ним стоит сообщение, полученное от человека, который видел, как это случилось, из первых рук [11]. Узнав Христа, она бросилась к Его ногам. Контекст Ин. 20 определяет богословский смысл слов «Не прикасайся ко Мне» (μή μου ἅπτου) – «ибо Я еще не восшел к Отцу». После этого Иисус просит ее пойти рассказать «братьям» о Его Вознесении (Ин. 20, 17), и, в соответствии с этим Евангелием, вечером этого же дня Он является ученикам и дарует им Святого Духа (Ин. 20, 22). Вознесение и дарование Духа, как и время записи Нового Завета, мы будем рассматривать в следующей главе [12].
Неделей позже Христос снова явился ученикам, теперь и Фоме, отсутствовавшему при первом явлении и сомневавшемуся в том, что ученики видели Господа. Хотя Христос запретил Марии Магдалине прикасаться к Нему, теперь Он говорит Фоме: «Дай палец твой сюда и посмотри на руки Мои, и дай руку твою и вложи в бок Мой, и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20, 27). За предложением Фоме коснуться Христа и запретом Марии сделать то же самое стоит разный смысл. Фома, один из двенадцати, должен был удостовериться, что Иисус действительно воскрес из мертвых. Кроме того, Христос обращается к Фоме после Своего Вознесения к Отцу. Именно в этой перспективе св. Иоанн записывает встречи и с Марией, и с Фомой. Текст не говорит нам, коснулся ли Его Фома, но говорит, что сомневавшийся стал верующим и исповедал веру в Воскресение: «Господь мой и Бог мой!» (Ин. 20, 28).
Вполне вероятно, что автор длинного окончания Евангелия от Марка, использующий выражение «в другом образе» (ἐν ἑτέρα μορφῇ Мк. 16, 12) подразумевал различные способы появлений и исчезновений Воскресшего Христа [13]. Его присутствие не может быть формализовано; Он является и исчезает различным образом, согласно Своей собственной воле, пользуясь трансцендентной свободой нового уровня существования. Возможно, этот факт увеличил количество различий между различными сообщениями, которые дают евангелисты о явлениях после Воскресения. Наш язык не способен в полноте передать или описать события, превосходящие пространство и время, то «чего глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не приходило, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Какие бы места и способы явлений ни выбирал Иисус, ученики, которым Он являлся, узнавали Его, и все без исключения уверовали в Него. Никто не остался в сомнении, и все стали свидетелями Воскресения.
Однажды Христос пришел к ученикам в затворенную комнату, двери которой были закрыты (Ин. 20, 19-26). Павлу Он явился при совершенно иных обстоятельствах. В книге Деяний об откровении Воскресшего Христа ап. Павлу рассказывается не менее трех раз. В этом явлении осуществляется его призвание и обращение, которое привело к распространению христианского движения по всему известному тогда миру. Наиболее ранние имеющиеся у нас письменные ссылки на явление Воскресшего Христа мы находим в посланиях Павла.
Источник: Кесич. В. Первый день нового творения. Воскресение и христианская вера. – К.: «Пролог», 2006. С. 107-117.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Если читать συναλιζόμενος как «за трапезою», как в переводе еп. Кассиана на русский, или буквально «когда Он был с ними за столом», как в Иерусалимской Библии, вместо «пребывая с ними» (RSV) или «когда Он были в их сообществе» (NEB).
[2] См. выше, начало гл. 5.
[3] О Лк. 24 см. P.Benoit, The Passion and Resurrection of Jesus Christ (New York: Herder and Herder, 1969) 276f; и Jacques Dupont, «The Meal at Ernmaus», в J. Delorme et ah, The Eucharist in the New Testament: A Symposium (Baltimore: Helicon Press, 1964) 114.
[4] Важность Евхаристического аспекта этого эпизода присутствует также в иконе трапезы в Эммаусе.
[5] Таково в особенности значение Рублевской иконы Троицы.
[6] «Почему Он ест с мытарями и грешниками?» (Мк. 2, 16) Такое участие в трапезе с изгнанными и презренными обществом «было не просто нарушением этикета со стороны отдельного человека; это был явный вызов как правилам относительно чистоты, так и обрядам, которые для восстановления их в религиозную и социальную общину предписывали наказание для таких нарушителей закона». Gustaf Aulen, Jesus in Contemporary Historical Research (Philadelphia: Fortress Press, 1976) 60.
[7] F.X. Durrwell, The Resurrection: A Biblical Study (New York: Sheed and Ward, 1960) 323.
[8] Oscar Cullmann, Early Christian Worship, Studies in Biblical Theology, 1-st series, 10 (London: SCM Press, 1953) 18.
[9] Cm. Victor Warnach, «Symbol and Reality in the Eucharist», в Pierre Benoit et al., eds., The Breaking of Bread, Concilium, 40 (New York: Paulist Press, 1969) 82-105.
[10] Св. Иоанн Златоуст, Гомилии на Евангелие от Иоанна, 87, в NPNF 14:328.
[11] Слова Христа, обращенные к Марии Магдалине в Ин. 20, 17, «имеют неоценимое значение в рассказе, достаточно независимое от его богословского значения», а эта история в целом «имеет нечто неопределенно первичное. В любом случае она стоит обособленно. В Евангелиях нет ничего более или менее ей подобного. Было ли что-либо ей подобное во всей древней литературе?» Dodd, «The Appearances of the Risen Christ», 18f.
[12] См. ниже, глава. 8, «Ныне прославлен Сын Человеческий».
[13] Taylor, on Mk 16:12. Возможно, Евангелие от Марка заканчивалось стихом 16, 8, потому что некоторые значимые рукописи не включают так называемого «удлиненного окончания» (Мк. 16, 9-20). Тем не менее, это удлиненное окончание воспринимается Церковью как каноническое, богодухновенное и имеющее апостольский авторитет.
Источник STSL.Ru